Странник. Первые главы

Ветрова, Оболенского и Птицыну считали любимчиками начальника НИИВ Романа Рафаэлевича Каюмова. Правда, слово «любимчик» трактовалось не в смысле – давали что полегче, а наоборот – им поручали наиболее сложные и хитрые задания. Прогнозы Боркина не обманули Каюмова. Эта троица работала результативно и слаженно, принося ценнейшие сведения, порой выбиралась из таких передряг, что впору было только руками разводить. Одна из последних экспедиций в древнюю Александрию в который раз доказала личностную состоятельность и уникальность ребят.

Однако сами они не чувствовали себя какими-то особенными, просто выполняли свою работу, интересную и опасную.

Сегодняшний звонок Каюмова был предвестником очередного нетривиального задания. Оболенский уже прикидывал в уме, что готовит для них Рафаэлич, – так они называли своего начальника. Возможно, и правда «забросит»  в средневековую Японию. Но курс ещё не завершён, подготовка слабовата. Неужели опять придётся гнать программу? Аверьянову только дай отмашку усилить нагрузку – он шкуру заживо сдерёт. Вот тогда точно придётся делать себе харакири.

– Мы с Сергеем у программистов были, – сообщил Ветров. – Позвонил Каюмов, на совещание вызывает.

– Нас тоже, – отозвалась Аня.

Булаев открыл дверцу холодильника.

– В столовую не успеваем, – сказал он. – Надо быстрей перекусить. Где тут моя колбас… – Сергей осёкся на полуслове и медленно повернулся к Оболенскому.

Иван напрягся. Выражение лица Булаева не предвещало ничего хорошего.

– Та-а-к… – в голосе Сергея зазвенел металл. – Твоя работа, Оболенский? Опять?!

Иван из лежачего положения сразу перешёл в сидячее. Так, на всякий случай.

– Помнишь анекдот? – прошипел Сергей. – Мужика спрашивают: «Зачем тебе голова?» А он отвечает: «Я в неё ем». – Он угрожающе приближался к Оболенскому. – Вот скажи мне…

Но Иван быстро перехватил инициативу:

– Точно! Анекдот прямо про меня!

Булаев опешил. А Оболенский, не сбавляя оборотов, затараторил:

– Это всё Аверьянов виноват! Сатрап! Он из меня медузу сегодня сделал. Ну… ту, что в китайских мифах. Помнишь? Из неё слуги дракона все мозги вышибли. Вот она и плавает на поверхности, словно мёртвая, ни на что большее не способная.

– Чего? – не понял Булаев.

Ветров и Птицына отошли к окну. Они еле сдерживали смех. Сейчас Оболенский начнёт проявлять чудеса изобретательности и смекалки, чтобы выкрутиться.

Тем временем Иван, не давая Сергею опомниться, пустился в объяснения:

– Неужели не помнишь? Глубоко на дне океана, в золотом дворце жил морской царь – огромный могущественный дракон. Все до жути боялись его. Особенно его длиннющих лап с острыми когтями. Но это не главное… Суть в том, что дракона угораздило жениться. Всё бы ничего, но жена, бедняжка, заболела неизлечимой болезнью. Эх, жалко дракона. Вот как говорил великий Сократ: «Женись, несмотря ни на что. Если попадётся хорошая жена, будешь исключением, а если плохая – станешь философом». А про больную ничего не сказал… Но, видимо, станешь злым как собака, – судя по концу этой сказки. Так вот. Советник дракона – рыба Тай – сказал, что вылечить его жену сможет только печень обезьяны. Но как поймать обезьяну? Решили послать медузу…

У Сергея по мере повествования округлялись глаза, но Оболенский, как заклинатель змей, старался держать его внимание. Он говорил с театральной выразительностью, по максимуму используя мимику и жестикуляцию.

– Да-да, только медуза могла исполнить поручение. Её никто не боялся, она хорошо плавала и даже могла ходить по суше на маленьких ножках. Советник дракона приказал медузе, чтобы она отправлялась на один из южных островов и обманом утащила обезьяну на дно океана. Он же придумал, как провести обезьяну. Медуза должна рассказать ей, что живёт в золотом дворце, где много сокровищ. Обезьяна обязательно захочет посмотреть на это чудо.

Ветров и Птицына уже тихо умирали от смеха, зажав ладонями рты. Булаев, ухмыляясь, снисходительно взирал на Оболенского. А тот продолжал вещать:

– Медуза всё сделала, как её научили. Но под конец оплошала. Когда они с обезьяной были уже на середине океана, она проговорилась, что дракону для лечения нужна обезьянья печень. Обезьяна перепугалась до смерти. Разумеется, она не хотела мириться с уготованной ей участью, поэтому решила перехитрить медузу: сказала, что не прочь отдать свою печень дракону, но, к сожалению, оставила её на дереве – сушиться на солнышке. Медуза была глупая, поверила обезьяне и повернула обратно. Очутившись на острове, обезьяна тут же сбежала. Дракон, узнав об этом, велел наказать медузу. Его слуги выдернули из неё все кости, избили до полусмерти и выбросили за ворота дворца. С тех пор и плавает медуза в морях и океанах, как безжизненное существо…

Иван украдкой взглянул на часы. Кажется, уложился.

– Так, Оболенский, ты что мне сейчас втирал? – сделал каменное лицо Булаев. – Я понял. Ты это… типа… зубы мне заговаривал?

Ветров и Птицына хохотали уже во весь голос.

– Ага, – широко улыбнулся Иван и встал с дивана. – Всё! Время! Пора на совещание!

Он скользнул к двери и, выходя, примирительно крикнул:

– А колбасу я куплю. Серёга, не поминай лихом!

– Вот прохиндей, – хмыкнул Булаев и пошёл следом.

В кабинете Каюмова уже сидел Евгений Михайлович Серебряков, сорокасемилетний историк-византолог, доктор исторических наук. Чуть больше полугода назад он вернулся из экспедиции  в древнюю Александрию. Его напарниками были Птицына, Оболенский и Ветров. Страшно было вспоминать, что им всем пришлось пройти. Однако, несмотря на всё пережитое, Серебряков был благодарен судьбе за то, что она дала ему шанс переосмыслить жизнь, посмотреть на мир другими глазами. Эта экспедиция сделала его другим. Совершенно другим.

Когда-то он считал себя абсолютно самодостаточным человеком, а окружающих людей воспринимал как человеческих индивидуумов, с которыми просто вынужден сосуществовать в одном социуме. Он не верил ни в дружбу, ни в любовь. Книжный червь, зануда, самовлюблённый эгоист – эти прозвища закрепились за ним намертво. Серебряков никому не позволял проникнуть в свой закрытый мир. Он постоянно был на страже. Кто-то мог ранить, кто-то – отвергнуть. Это больно. Его миром была пустыня, где не было места ни любви, ни дружбе.

Наверно, нужно было пройти через эти испытания, чтобы отбросить все маски, все фальшивые лица, которые он научился так виртуозно носить, и стать настоящим, открытым к людям. И никто теперь не мог сказать ему вслед: «сухарь, зануда». С ним хотели дружить, его полюбили.

Эта трансформация оказалась настолько явственной, что даже Каюмов, сдержанный и хладнокровный, сказал как-то Ветрову:

– Что вы сделали с Евгением Михайловичем? Он был гениальным учёным. А теперь стал ещё и замечательным человеком.

Сказал вроде бы в шутку, но Ветров знал, как много это значило для Каюмова.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37