Монсегюр. В огне инквизиции. Первые главы

– Я так и знал, что вы мне это когда-нибудь припомните, – буркнул Иван. – Подумаешь, громко пел на улице.

– Ты не просто громко пел. А очень громко пел. В четыре утра. Да ещё взгромоздившись на памятник Есенину[1].

– Так что Костику до тебя далеко, – вставила Аня.

– Да ладно вам, – махнул рукой Иван и всё-таки не смог сдержать улыбки. – Это же был порыв. И пел я, между прочим, гимн Москвы. Из любви к родному городу.  Дорогая моя столица! Золотая моя Москва… – снова запел он.

Раздались дружные аплодисменты.

– Молодец! Правда, тогда ты пел намного громче, – заметила Аня. – Наверно, представлял, что поёшь в оперном театре, а на тебя во все глаза смотрит публика. И рукоплещет. А эта публика, между прочим, кричала тебе из окон соседних домов. Но только не «Бис!» и «Браво!», как тебе, наверно, казалось.

– А зачем же вы тогда подпевали? – задал резонный вопрос Иван.

– Мы тоже любим свой город, – нашлась Аня. – Но замечу, что все присутствовавшие десять человек вместе пели намного тише, чем ты один. А потом приехала полиция. Ты даже допеть не успел.

Иван удивлённо поднял брови:

– Кстати, кто её вызвал?

– А ты не догадываешься? Наверно, твои слушатели из близлежащих домов, – усмехнулся Ветров.

– Да-а, меня тогда это сильно расстроило, – огорчённо кивнул Оболенский. – Можно сказать, подрезали крылья на лету.

– А нас расстроило то, что случилось дальше, – напомнила Аня.

Иван махнул рукой: мол, чего об этом говорить…

– Ты настолько вошёл в роль, что остановиться уже не мог. Станиславский был бы доволен тобой, – вынесла вердикт Аня.

И действительно. Оболенский превзошёл самого себя. Что на него нашло? Непонятно. Но роль свою он сыграл до конца.

Когда его привезли в отделение полиции, он ни с того ни с сего плюхнулся на колени рядом с изолятором временного содержания, в народе именуемом «обезьянником», и с чувством продекламировал:

 

Но не хочу, о, други, умирать!
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать.
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь!..

 

Оболенский обожал Пушкина. Наверно, он знал почти все его стихи. И вообще, он был неравнодушен к поэзии, даже сам пытался сочинять. Если бы не его тяга к программированию и взлому компьютерных игр, – конечно, развлечения ради – наверное, стал бы поэтом. Или актёром.

После такого вдохновенного выступления в отделении воцарилась минутная пауза, а затем из изолятора, где скучали нарушители порядка, послышались вялые аплодисменты. Там Оболенского явно оценили.

Однако дежурных полицейских его талант не впечатлил. И если бы не Саша Ветров, который вовремя примчался в отделение, Иван наверняка тоже отправился бы в изолятор и сидел бы там до самого утра. А может, и все пятнадцать суток получил бы.

__________________________________________

[1] Имеется в виду памятник С. Есенину на Тверском бульваре.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31